Описать увиденное будет тяжело, но я все же попробую.

Возможно, когда-то это было паромобилем. Наверное, так его и называли, прежде чем какой-то враг собственного рассудка приделал два дополнительных котла, приварил и — я увидел гигантские шляпки болтов — прикрутил массу загадочных деталей, срезал половину крыши, устроил в дыре пастушью свирель из труб и снабдил получившийся агрегат колесами, размер которых превышал колеса привычных паромобилей чуть ли не вдвое.

Металлическое чудовище уперлось передом в неровный холм на краю пустыря. Колеса вхолостую проворачивались в грязи, обильно покрывавшей все, что не возвышалось над уровнем только что закончившейся мостовой. Трубы — я насчитал как минимум четыре — исторгали столько пара, что водителя практически не было видно. Но этого и не требовалось. Вопреки закону подлости, мои поиски сразу увенчались успехом.

Мастер Карл Райнхольм, гневно тряся обгорелыми останками бороды, стремительно покинул кабину. Знакомый высокий голос сорвался на совсем уж истеричный визг, осыпая застрявшую махину грязными ругательствами. Меня карлик заметил, только когда в досаде пнул железный борт и провернулся на месте, шипя от боли не хуже всех четырех котлов.

А я-то думал, что округлять глаза ему было уже некуда.

— Эй! Ты! Ну-ка, ушел отсюда! Если чо рванет, я не ручаюсь! Вали, вали, говорю! — он побежал ко мне, размахивая руками, и я невольно усмехнулся. Взмокший от пара, всклокоченный, с перекошенным от злобы лицом Тронутый не казался грозным. Напротив, зрелище было настолько комичным, что смотреть без улыбки было невозможно.

Палец в неоднократно прожженной перчатке возник прямо у меня под носом и яростно затрясся.

— Глухой? Я кому сказал — отваливай!

Ввязываться в спор не хотелось. И без того было понятно — едва начав, я проиграю. А вот если не поддаваться на подначки психа, он успокоится сам. Теоретически. Практика была впереди.

— Карл Райнхольм?

— Царь Борг, ети его! Ты понимаешь, что тут все может взлететь к едрене матери? Беги, беги быстрее!

— Мастер Райнхольм, мне необходимо с вами поговорить.

— С бабушкой своей говорить будешь, человече! А не уберешься — так и с ее бабушкой тоже поговоришь! — он нервно косился на механизм, который надсадно кашлял клубами пара и медленно вдавливал нос в глинистую почву. Шипение и рев становились громче с каждым мгновением.

— Послушайте, мастер Райнхольм, у меня к вам разговор государственной важности! Это касается похищения…

— Какого, в пень, похищения? Ты что, не понял?..

— Принца, принца похитили! Вашего сраного карличьего принца! — я заорал, стараясь перекрыть угрожающее бульканье. Неужели короткого общения с сумасшедшим хватило, чтобы мне самому стать идиотом? Что я несу? Да еще и при карлике. — Я его ищу! Без твоей помощи не обойтись! — злоба и громкий ор очень способствуют непринужденному переходу на «ты».

— Да с какого перепуга ты решил, что мне оно надо?! — Карл тоже заорал и того громче, сорвался на хрип.

— А как же слово «Родина»?

— На хрен твое слово! Засунь его в задницу тому же принцу, чтобы веселее было! Я родился у мамы из живота, понял? Да что ж ты стоишь, дубина? Уноси ноги, живо! — со стороны машины раздался громкий треск

— Обещаешь помочь?!

— Вот баран! — Карл бессильно посмотрел на меня, — да шел бы ты…

Договорить он не успел. Внезапно наступила полная тишина. Она навалилась так неожиданно, что я на несколько мгновений оглох. А зрение мое сузилось до диаметра налитого кровью глаза Карла, который, напротив, стремительно расширялся. И время рванулось вперед.

— Ложись! — в ужасе заорал карлик, его толстенная ручища с неожиданной силой заставила меня нырнуть вниз, прямо в гостеприимную жирную грязь.

Несколько сегментов спустя мы подняли головы и недоверчиво уставились на машину, от которой шел однообразный и даже какой-то печальный гул. Ничего не происходило.

— Жив, ищейка? — голос карлика хотя и сохранял прежние визгливые интонации, звучал спокойно.

— Ага, — грязь пахла машинным маслом и, конечно, рыбой, — но не скажу, что мне очень удобно.

— А это уж сам виноват, — он отпустил мою голову, которую до сих пор старательно вжимал в жуткое месиво, и вразвалочку зашагал к машине.

— Что это было? — я провел рукой по лбу и с тоской понял, что просто так оттереться не получится.

— Сказал бы, что моя гордость, да момент неподходящий, — алхимик присел на корточки между величественных колес. Критически оглядев паромобиль, Карл удовлетворенно кивнул.

— Не рванет. Вот же курва — все перепробовал, но не едет вверх, хоть тресни. Вперед, назад, влево, вправо — куда хошь. А встретил горку какую — хоть на руки бери, не поедет. Везет тебе, — он посмотрел на меня с невеселой ухмылкой, — раньше котлы взрывались. А тут вода кончилась, и весь пар в гудок ушел. Вот летел бы ты сейчас на небо. И хорошо, если весь. А то искал бы потом голову где-нибудь в Эскападе. Вроде ж не дурак. Чо выставлялся?

— Ну, ты тоже не такой псих, каким хочешь казаться, — я пошарил в напрочь отсыревшем внутреннем кармане и выудил пачку сигарет, — но зачем-то ведь притворяешься?

— А это, милый мой человече, уже не твое собачье дело, — назидательно сказал Карл, — говори-ка ты лучше, счастливчик, кто такой есть и зачем меня искал.

Я наконец-то выудил одну из немногих сигарет, которая была хотя бы похожа на сухую, и зашарил по карманам в поисках спичек.

— На, — он протянул металлический кубик. Хорошая зажигалка, жаль мне такие не по карману. Впрочем, судя по стертым напильником бокам, карлик ее тоже не купил. Я глубоко затянулся и отдал поделку обратно.

— Я — частный детектив. И тебя мне посоветовала Карина.

— Ха, — он обнажил желтые, но крепкие и крупные зубы в ехидной усмешке, — и чо, правда, притворялся? Сразу бы сказал, что от Головастика, по-другому бы говорили.

— Если бы ты на меня не набросился, я бы и говорил по-другому! Необычное у тебя «здравствуйте», знаешь ли.

— Вот ты ж глянь, какая благородная девица у нас тут в грязи валяется, — восхитился Карл, — как я сразу не разглядел? Глина на роже, небось, помешала.

— А пошел ты! — заорал я, — топчись оно все вороным конем! Твою мать…

Я резко развернулся и пошагал в сторону города. Ну, знаете ли, у меня тоже есть свои пределы. Карина, не Карина — с этим уродом я точно никаких дел вести не собираюсь.

— Эй, ищейка, куда почесал? — голос карлика звучал устало и безобидно. Задор исчез. Я хотел было ответить, но часть разума, отвечавшая за здравый смысл и отлетевшая в сторону при нервном срыве, вдруг со щелчком встала на место. Я со свистом втянул носом воздух, с шелестом высморкнул залетевшие внутрь капли дождя и развернулся.